В сущности говоря, наложенные нами до сих пор случаи могут быть рассмотрены как скрытое пародирование. Все знают, что такое пародия, но определить сущность пародии научно точно совсем не просто. Вот как определяет ее в своей специальной книге о комическом Бореев: “Пародирование – комедийное преувеличение в подражании, такое утрированно-ироническое воспроизведение характерных индивидуальных особенностей формы того или иного явления, которое вскрывает комизм его и низводит его содержание”. Если вдуматься в это определение, мы увидим, что оно основано на тавтологии. “Пародирование-комедийное преувеличение… которое вскрывает комизм”. Но в чем собственно, состоит комизм, чем вызывается смех, не сказано. Пародия рассматривается как преувеличение индивидуальных особенностей. Между тем пародия далеко не всегда содержит преувеличение. Преувеличение – свойство карикатуры, но не пародии. Говорится, что пародия охватывает индивидуальные особенности. Наши наблюдения этого не подтверждают. Пародироваться могут и отрицательные явления общественного порядка. Чтобы решить этот вопрос, мы всмотримся в некоторые материалы и тогда сделаем выводы. Пародирование состоит в имитации внешних признаков любого жизненного явления (манер человека, приемов искусства и пр.), чем совершенно затмевается или отрицается внутренний смысл того, что подвергается пародированию. Пародировать можно решительно все: движения и действия человека, его жесты, походку, мимику, речь, профессиональные привычки и профессиональный жаргон; можно пародировать не только человека, но и то, что им создано в области материального мира. Пародирование стремится показать, что за внешними формами проявления духовного начала ничего нет, что за ними – пустота. Подражание изящным движениям цирковой наездницы клоуном всегда вызывает смех: есть вся видимость изящества и грации, но самого изящества нет, а есть противоположная ей неуклюжесть. Таким образом, пародия представляет собой средство раскрытия внутренней несостоятельности того, что пародируется. Пародия клоуна вскрывает, однако, не пустоту того, что подвергается пародированию, а отсутствие у него тех положительных качеств, которые он имитирует. Вот как Чехов в рассказе “Ночь перед судом” передает рецепт, который вполне может быть рассмотрен как пародия. Рецепт пишет человек, который ночует на почтовой станции в соседстве с больной хорошенькой женщиной, выдает себя за врача и под видом врача ее осматривает. Рецепт выглядит так: Rp. Sic transit 0.05 Gloria mundi 1.0 Aquae destillatae 0.1 через два часа по столовой ложке. Г-же Съеловой д-р Зайцев. Здесь дана вся видимость рецепта, все внешние его данные. Есть сакраментальное слово rp.(то есть recipe – возьми), есть латинские обозначения и дробные числа, обозначающие количество и пропорции, есть дозировка, сказано, что лекарство надо разводить в дистиллированной воде и сколько ее брать, указано также, кому рецепт прописан и кто его прописал, нет только самого главного, того, что составляет содержание рецепта, нет обозначения лекарств. Латинские слова означают не лекарства, а представляют собой латинскую поговорку: Sic transit – так проходит. Gloria mundi – слава мира. Если здесь действительно пародия, то пародия состоит в том, что повторяются или приводятся внешние черты явления при отсутствии внутреннего содержания. Как мы уже знаем, в этом вообще суть того вида комизма, который здесь изучается. В данном случае комизм усиливается продолжением рассказа; автор рецепта едет на суд по обвинению в двоеженстве, а женщина, которую он осматривал под видом врача, оказывается женой прокурора, который будет вести дело, и это разъясняется. Поговорка “Sic transit…” оказывается весьма подходящей для автора рецепта, фамилия которого, Зайцев, избрана Чеховым неспроста, так же как и фамилия больной г-жа Съелова. Но, может быть, этот случай не характерен? Возьмем другой: преподаватель объясняет урок, причем оживленно жестикулирует. Один из учеников наказан и стоит у доски за спиной учителя лицом к классу. За спиной преподавателя он повторяет все его жесты: он так же, как учитель, размахивает руками и повторяет его мимику, превосходно ее угадывая, так как очень хорошо знает учителя и все выражения его лица. Ученики перестанут слушать учителя, будут только смотреть на шалуна у доски, который пародирует своего учителя. Ученик, повторяя все внешние движения учителя, тем обессмысливает содержание его речи. В данном случае пародия состоит в повторении внешних черт явления, которые в глазах воспринимающих заслоняют его смысл. Этот случай отличается от предыдущего тем, что здесь средством пародирования служит движение, но сущность его одна и та же. В различных курсах поэтики чаще всего говорится о литературных пародиях и даются соответствующие определения. Появление пародии в литературе показывает, что пародируемое литературное направление начинает себя изживать. Но литературная пародия – только частный случай пародирования. Литературные пародии имелись уже в античности. О том, какое распространение литературная пародия имела в средние века, очень обстоятельно пишет М.Бахтин. Козьма Прутков высмеивает увлечения испанским колоритом, имевшее место в русской поэзии в 40-х годах: И, злобы исполнясь, как грозная туча, Стихами я вдруг над толпою прольюсь: И горе подпавшим под стих мой могучий! Над воплем страданья я дико смеюсь. Непревзойденным мастером пародии был Чехов (например: “Летающие острова”, “Шведская спичка”. “Тысяча и одна страсть”, “Что чаще всего встречается в романах” и др.). Убежденный реалист, Чехов пародирует романтически взвинченный стиль Виктора Гюго, фантастику Жюля Верна, пародирует детективные романы и т.д. Пародирование можно охарактеризовать как явление, в процессе которого смеются над кем-то, то есть те кто, смеется, изображают тех, над кем смеются.